Ну, птицы нашенские, натурально, почетными гостями на том пиру были, Лучший в Мире Эль пили, тушей телячьей закусывали. Птицам, которые не плотоядные, пшеничное зерно на закусь поднесли. Пустили круговую, Самый Главный Ворон речь сказал, мол, за мир и дружбу промеж народами. Ястреб ответно за здоровье Ее Королевского Величества провозгласил, а птица Выползень – за выползание из мирового кризису. Пируют час, пируют два, вдруг Ястреб возьми и вспомни: - А как же Голубь Мира-то? Он же в Национальной галерее чахнет, в самой несуразной позе на стеночке томится!
- Да он Эля не очень-то и хотел, - напомнила птица Скупа, - я, говорит, нарисованный. Тоже мне, виртуальный какой нашелся! Вот пижон!
- А я, - говорит птица Выпью, - даже если виртуальная буду, все равно свое выпью.
- Да он там, небось, уже спит, - предположила птица Сплю.
- Как вы говорите, Голубь Мира? – переспросил Самый Главный Ворон, - ну если он такой мировой, его точно надо по миру пустить.
- Как же нам в Национальную галерею забраться? – загоревала птица Выползень, - я, птица Выползень, теперь туда так просто заползти не смогу.
- Да, чего там, - сказали шесть воронов, - долго ль нам, воронАм, да после бочки такого Эля, стекла в галерее побить? Это у нас запросто.
- Ну, вы тут угощайтесь, гости дорогие, - подытожил Самый Главный Ворон, - а мы живо слётаем, другана вашего из плена вытащим.
- И мы с тобой, - сказали Ястреб, Скупа, Сплю, Выползень и Выпью.
Полетели семь воронов и пять птиц нашенских к Национальной галерее. Окна в галерее разбили, и ну вовнутри летать и кричать «Голубь Мира, где ты?», по пьяному делу, конечно, не без этого. А Голубь Мира только того и ждал. - Спасайте меня отсюда, - кричит, - выпущайте, только как экспонат не попортите! Выпустили птицы Голубя Мира из галереи, он по миру полетал маленько и говорит: - А где, - говорит, - ваш Эль-то хваленый? - Да ты ж, экспонат уникальный, Эля не пьешь, - удивились наши птицы и с ними вороны. - А вы повисите на стеночке с мое, - сказал Голубь Мира, - вам еще и не такого захочется. И полетели птицы дальше пировать. Голубь Мира, даром что нарисованный, тоже Эля попробовал, да так ему понравилось, что нарезался он с одного ковша до изумления. Буянить стал. - Я, - говорит, - про свои прошлые воплощения поведать хочу. Плавал я как-то в прошлой жизни с Ноем у него на ковчеге. Сейчас-то про это чего только не напридумали, а на самом деле вот как оно было. Ной-то старик хоть был и славный, но уж больно ныть любил. Я ему, бывалоча, говорю, ну не ной ты, не ной, а он все за свое. За это его Ноем и прозвали. Еще с нами плавала куча тварей, и каждая со своей половиной. Если бы не я, никакого порядку бы не было. А когда надоело нам плавать, Ной меня на разведку послал, вызнать, где суша – ну, вы ж понимаете, на кого еще ему было положиться? Я разок слетал, другой, на третий смотрю – а вон и суша, а на ней люди какие-то сидят, шашлык, понимаешь, жарят, маслины из консервных банок трескают. Подлетаю, говорю: «Закусить не найдется?». «Цып, цып, - говорят, - птичка, на тебе банку маслин». Я говорю: «Банка – это мне многовато, не унесу, угостите лучше веточкой». Так они мне прямо веточку с маслинами из банки достали и протягивают – бери, мол. Я решил, так и быть, принесу ее старику, пусть не ноет больше. И принес. Вот как оно дело было.
Подивились птицы, но спорить не стали. Хотя, какой, скажите на милость, во времена Великого Потопа шашлык? Да и маслины тогда еще были не баночные, а вовсе даже натуральные. Потом вороны тоже много чего занятного порассказали. Так и пировали до утра под полною луной. А как рассвело, собрались нашенские в дорогу, домой, значится.
Вот какая история однажды на Самайн приключилась. А вы говорите Самайн, Самайн, такое время страхолюдное. Это вы, видать, просто не знаете, в какой момент куда слетать надо и чего выпить, и в какой, главное, компании. Вот оно как! У-у-у-у-хх-ух!