Ты удивлен? Удивлен тем, что я – здесь, посреди ночи, в твоей опочивальне, с мечом в руках? Нет, не стоит звать стражу – на этой комнате заклятье тишины… Ради Аслана, Питер, ты никогда не интересовался магией серьезно, не надо корячиться… Да, тебе не снять моих чар. И не пытайся встать – ты устраиваешь меня такой, как есть: голый, безоружный, в собственной постели… Я же сказал: не надо! Аслан ведь запрещает вам самоубийство, не так ли? Если ты попытаешься встать еще раз, наткнешься на мой клинок.
Карнавал? Это ты со страха так бредишь, да? Ты чувствуешь на губах привкус боевой магии, и все-таки спрашиваешь, не является ли мое появление началом какого-нибудь дворцового праздника-с-сюрпризами? Нет, Питер, я просто пришел убить тебя.
Страшно? Конечно, страшно. Это совсем не то же самое, что драться с волком-оборотнем, когда ты облачен в сверкающие доспехи, и позади тебя стоит Аслан, и даже если ты погибнешь, смерть твою воспоют поэты, не говоря уже о том, что твой противник, даже вдруг победив, все равно умрет, ибо дерется в стане врага.
Я рад, что тебе страшно, Питер. Потому что я люблю тебя. Я никогда никому не говорил «люблю», только маме, но это сейчас не имеет значения. Вы кидались этими словами, как грязью: «Ах, я тебя люблю, Сьюзен!», «Ах, я люблю тебя, Питер!», «Ах, я тебя люблю, Люси»… «Я тебя люблю, Аслан»… - и вы затерли эти слова, для вас они больше не имеют своей настоящей цены, как не имеет больше цены драгоценность, в избытке выброшенная на рынок.
Я тебя люблю, Питер.
И я рад, что тебе страшно. Я рад видеть тебя живым, чувствующим, и рад, что твои чувства связаны, наконец, со мной.
Пусть это будет недолго – не дольше, чем ты проживешь этой ночью, – и все-таки мы с тобой, наконец, лицом к лицу, и ты видишь во мне не мелкую подленькую угрозу, а что-то значимое. Свою смерть, например. Хоть что-то…
Эгоист? Да, конечно, я эгоист. Настоящая любовь всегда яростна и эгоистична, и если ты не знаешь этого, значит – ты никогда не любил. Я всегда хотел быть рядом с тобой, хотел быть твоим другом и братом – настоящим братом, а не младшим братишкой, за которым просто требуется присмотр… Нет, это не обвинение – любовь не выбирают…
Но ты всегда был таким большим и таким добродушным… слишком большим и слишком добродушным для такого маленького подлеца, как я.
Впрочем, я совсем не собирался об этом говорить. Мне приятно чувствовать тебя, чувствовать твои чувства (прости за каламбур), пусть это и всего лишь страх… зато связанный со мной. Но я пришел сюда совсем за другим.
Я пришел просто убить тебя, Питер.
…Нет, Аслан не поможет. Я уверен, он видит тебя, но заклятье действует, и магия, которую я использую, опирается на те же законы, что и существование Аслана и Нарнии в целом. Что? Аслан выше законов? Хм… Вспомни жертвоприношение на Каменном Столе – не Он ли рассказывал нашим сестричкам о законах, которые превыше Колдуньи и превыше Его самости? Этот мир невозможен без магии – попробуй, например, просто так скрестить человека и лошадь, чтобы получить кентавра, – чего ты морщишься, Питер?..
Магия этого мира и Аслан суть одно.
Сегодня, сейчас, когда я стою против тебя с обнаженным клинком, Аслан не придет на помощь. Я имею право. Право на жертвоприношение.
Ой, не надо ругаться, Питер. Некрасиво. Недостойно Верховного Короля и недостойно избранника Аслана. Ты говоришь, я не верю в Аслана? Чушь! Из Его лап я принял прощение, и благо, и корону Короля Нарнии. Это маразм – спрашивать, верю ли я в Аслана. Я – верю Аслану. Просто для нас с тобой Он означает разное. Для меня Он – гарант того, что в мире есть настоящее – настоящая любовь, настоящая магия, настоящая ненависть… Для тебя Он – гарант того, что ты можешь спокойно сидеть на троне в Кэр-Паравеле и… и ничего не делать. Ведь все для тебя определено Асланом. Неслучайно и Льюис, писавший о нас в Англии, затратил на описание твоего правления лишь несколько строк…
Черт, Питер, я же просил тебя не рыпаться! Лежи спокойно! Ты великолепно работал королем Нарнии все эти годы – спокойным, величественным, не знающим сомнений… Поработай в том же духе еще немножко – до своей смерти.
Не бойся, Питер, ты не умрешь совсем – я убью тебя здесь, и ты «восстанешь» в Англии вместе с нашими сестричками…
Жертвоприношение? Да. Но что тебе до его смысла? Черт побери, я думал, что мой старший брат, которого я люблю столько, сколько себя помню, более смел… Питер, расслабься, я убью тебя, но не ты будешь жертвой. Как и Аслан не был жертвой во время жертвоприношения на Каменном Столе.
Кто… был жертвой?.. Зачем тебе это знать, Питер?
Тянешь время, в надежде, что заклятье ослабнет, и стража ворвется в опочивальню? Так не будет. Или – тебе действительно интересно?.. Я… я боюсь думать, что ты еще можешь чем-нибудь по-настоящему интересоваться: так мне будет еще тяжелее переживать твою смерть… Но… смысл жертвоприношения… Ты действительно хочешь услышать правду, перед тем, как умереть, возлюбленный брат мой?
Да? Хорошо. Надо лишь решить, с чего начать. С того, как я стоял в Долине-меж-двух-холмов, и замок Белой Колдуньи возвышался передо мной, и позади была лишь боль, и боль еще большая была впереди, хотя я и не знал о ней тогда?.. Нет, этого ты не поймешь, тебе никогда не было так больно, ты вообще не знаешь, что такое боль – зачем тебе, благородному рыцарю, великому королю…
Что? Ты переживал за меня тогда? Воистину – устами младенца… Ты переживал, а я корчился в сугробе, раздираемый любовью к тебе и ненавистью, ведь ты так и не сумел увидеть во мне живого человека… Потом, с подачи Аслана, конечно… «Дорогой Эдмунд, то-сё, христианские добродетели, прости, это я виноват…»
Утрись своей добродетелью, если не способен ни на что большее!
…Впрочем, зачем же я так… Там, тогда, ты преподал мне первый серьезный урок боли – что ж, я тебе благодарен. Из боли рождается Сила…
…Да чем ты опять недоволен!? Ах… Да, я использую темную сторону Силы. Да, новый владыка темных Нарнии, которого вы так долго искали, – это я. Дарт Эдмунд, приятно познакомиться…
Злишься, что проглядели? Напрасно: сейчас я апеллирую к силам, имеющим то же происхождение, что и Аслан, а вы – всего лишь мальчик и девочки, так и не сумевшие стать взрослыми, так и не перенявшие ничего от этого мира. Сьюзен хотя бы честна – в будущем она откажется от этой игрушки… А вы с Люси… вы ведь и не пытались по-настоящему раскапывать заговор темных. «Вот приедет Аслан, Аслан нас рассудит…»
Впрочем, все – чушь, все – мелочи. Ты хотел услышать, кто именно был принесен в жертву на Каменном Столе? Да… Мы, кажется, говорили о том, с чего начать мой рассказ? Наверное, надо начинать раньше… А, конечно! С рахат-лукума, за кусочек которого, как пишет Льюис, я продал своих сестер и брата…
Ненавижу сладкое!
…Рахат-лукум, мармелад, торты, пирожные, кексы – все, что сладкое и без мяса, терпеть не могу. Кстати, ты мог бы заметить за эти годы – всего этого я не ем на пирах в Кэр-Паравеле…
Этот мир поймал каждого из нас на что-то свое, понимаешь? Для Люси – уютный такой волшебный домик, с камином, с чаем, с добреньким, пусть и ошибающимся фавном… Педофил недорезанный!.. Это – сказка для доброй Люси.
Для тебя – сражения, победы, возможность преклонить колено пред Старшим Другом – я Аслана имею в виду, конечно. Ты был очень красив в своей сказке, Питер… Впрочем, я, кажется, собирался не говорить больше о своей любви…
Что? Да, конечно, нашлась сказка и для меня. Из нас четверых только Сьюзен ничего не досталось. Потом, когда я тебя убью, совсем в другой жизни, ты еще увидишь, чем это для нее выльется…
А моя сказка… Это большая загадка, о брат мой Питер, почему одним людям нужно одно, а другим – другое. Опыт прошлых инкарнаций? Или просто что-то, заложенное в нас богами? Я не знаю, брат. Но из нас четверых лишь я заметил главное отличие этого мира от Англии.
Здесь есть магия.
Удивительно! Магия была повсюду, но вы с Люси и Сьюзен предпочли видеть лишь то, что могло бы быть улучшенным продолжением Англии. Более уютные домики, причем без необходимости выносить мусор и мыть полы. Более красивые битвы – без лишней крови, без окопной вони, без вшей во швах гимнастерок…
Вы приняли внешнюю красоту этого мира и изо всех сил постарались закрыть глаза на ту красоту, которая суть его основа. На магию.
Во мне все перевернулось, когда я увидел, как Белая Колдунья одним только движением воли изменяет мир и из ничего создает коробочку рахат-лукума. Пришлось есть эту гадость: я же не знал, вдруг она обидится, если я откажусь… Это была моя сказка…
Ты понял?
Я тоже нашел в Нарнии свое – великое Искусство и великую Свободу изменять мир.
А теперь – о том, зачем я пришел сюда.
Ты понимаешь, замораживание, застывание в одном состоянии, однополярный мир – это смерть, хуже – это путь в небытие. Мир под властью одного Аслана, мир без изменений, – это конец Нарнии, конец Силы, конец самой жизни. И Он знает это лучше всех остальных. Но именно Он-то и не может этого разрешить: Его действия всегда останутся Его действиями, действиями с Его стороны, с Его полюса. Он может лишь позволить другим сделать часть необходимой работы…
… Белая Колдунья любила Нарнию не меньше тебя или Аслана. И она знала, что итог прямого столкновения с Ним уже предрешен: ей предстояло погибнуть. Но абсолютная победа Аслана означала бы падение Нарнии в небытие – вещь худшую, чем смерть, ибо смерть – всего лишь один из путей Силы…
Они оба – оба, Питер! – знали древние законы магии. И они оба понимали, что сохранить баланс и сохранить Нарнию можно только в том случае, если у Колдуньи будет наследник, который примет и восстановит ее Искусство.
Тогда, у Каменного Стола, поднимая нож, Колдунья знала, кто по-настоящему погибнет в результате ее удара. Она убивала себя, чтобы сохранить Нарнию, чтобы дать мне свободу и сделать меня королем. И – будущим владыкой темных.
Это так просто, Питер. Настоящая любовь и настоящая ненависть значат и могут очень много…
…Теперь же пришло время завершить период тупого благоденствия, которым стало славно твое правление. Нарния оживет. Но для этого я должен вернуть долг. Каждый из Сильных приносит в жертву что-то большое – это залог существования Мира. Аслан принес в жертву свою гордость, Колдунья – свою жизнь. У меня мало гордости, а жизнь свою я отдать не могу – ибо это и было бы концом всего. Но у меня есть любовь.
Я не прошу у тебя прощения, ибо оно мне не нужно. Я просто хотел, чтобы ты знал, что я люблю тебя, Питер, брат мой. Но сейчас – тебе пора уходить из этой сказки.
Умри же, добрый верховный король Питер.
За Нарнию!
За Аслана!
(c), разумеется, Платов.